История Парижа начиналась с острова Сите - он так и называется "колыбель Парижа". А посему, рассказ о нем не стоит откладывать. Точнее, не столько рассказ, сколько показ. Основную информацию вы найдете в путеводителях, а я хочу показать вам красивые кадры этого острова.

В 52м году до н.э. римляне пришли в Галлию и на острове тогда они обнаружили лишь небольшое поселение. Потом уже Хлодвиг сделал это поселение своей столицей и в средние века это все переросло в крупный религиозный и политический центр - город Париж. Сейчас остров известен прежде всего тем, что на нем находится самый известный готический собор Франции - Нотр Дам де Пари. Но кроме него, на Сите расположены Консьержери, новый мост (Pont Neuf), который на самом-то деле является самым старым мостом Парижа (открыт в 1607 году), часовня Сент-Шапель и известная по фильму "Орфевр 36" набережная Орфевр (набережная ювелиров), где расположен комиссариат полиции.

Начну с Сент-Шапель. Часовня является одним из самых знаменитых шедевров архитектуры. Предназначалась она для хранения христианских святынь: тернового венца и щепки из креста, на котором был распят Христос. Ее строительство начал Людовик IX в 1248 году. И она однозначно удалась - в средние века верующие называли ее "воротами в рай". Автором проекта был Пьер де Монтрей. Часовня состоит из двух капелл - нижней, в которой молились королевские слуги, и верхней, доступ куда был только для членов королевской семьи.

Высота нижней капеллы около 6,5 метров. Она очень красива, имеет сводчатую архитектуру. Синие своды, бордовые стены, золотые лилии и золотые звезды на стенах - потрясающе. Но по сравнению с верхней королевской капеллой - это все детский сад. Королевская капелла - это сводчатый высокий зал с 15 витражами на которых изображено более 1000 библейских сцен. Тонкие точеные колонны поддерживают 15-метровый свод. Из-за своей архитектуры капелла напоминает какой-то волшебный фонарь. Незабываемое впечатление. Это и есть 100% чистый готический стиль. Не забудьте повернуть свою голову и рассмотреть окно-розу, витражи которого были подарены КарломVIII в 1485 году и содержат 86 сцен из Апокалипсиса.

Ну и стоит упомянуть о шпиле часовни, который поднимается на высоту 75 метров. Шпили неоднократно горели - последний был сооружен в 1853 году.

Про собор Парижской богоматери принципиально не хочу ничего рассказывать - информации в путеводителях и интернете полно, читайте самостоятельно.

А далее я попытаюсь кратко, в телеграфном стиле, рассказать об остальных своих впечатлениях от города и посещенных нами в этот раз местах.

1. Одно из самых понравившихся в этот раз мест – жутко раскрученный Монмартрский холм. Можете показывать на меня пальцами и говорить «вот старый дурак, повелся на туристическую завлекаловку», но узкие,почти горные улочки, последний виноградник Парижа, Cabaret «Au lapin Agile» («у шустрого кролика»), Сакре-Кёр, бюст Далиды и памятник Жану Марэ, выходящему из стены, и, конечно же, потрясающие виды на город – вот что такое Монмартр. Там хорошо и днем и вечером. Можно сесть у подножия холма в кафе, попить пива или вина и наслаждаться вечерними видами. Можно наблюдать за художниками и тех, кто им позируют. Отбиться от художников просто: когда к вам подходят и навязчиво предлагают вас запечатлеть, просто скажите: "100 евро, с Вас 100 евро",- и навязчивый художник пойдет искать следующую жертву. А можно подняться наверх, поставить штатив и запечатлеть вечернюю панораму Парижа.
    

Кстати, вы не забыли, откуда пошло название кафешек «бистро»? Оно пошло именно с Монмартра, из ресторана «Матушка Катрин». Когда в 1814 году русские войска заняли Париж, казаки облюбовали этот ресторан. Они стучали и по столам и кричали «бЫстро»! Так и появилось французское слово «бистро».

Погуляв по Монмартру пройдитесь по rue Lepic и выйдите к бульварам, к Красной мельнице.

2. А вот это место не настолько известно туристу - Conservatoire des Arts et Metiers на Rue St Martin. Помните школьные учебники? «Что такое килограмм? Это мера веса… Эталон хранится в Париже в палате мер и весов». «Метр – это единица длины, эталонный метр хранится в Париже в палате мер и весов». Короче, это оно и есть – музей науки и техники в помещении монастыря. Якобинцы в свое время учудили. Во-первых, сам монастырь, основанный в XI веке, смотрится потрясающе – со стороны rue St Martin – необычный для современного Парижа средневековый монастырь. А во-вторых, экспозиция очень интересна. Тут тебе и эталонные метры с килограммами, макеты различных станков, паровозов, зал Лавуазье, астрономические часы, автоматы, галерея электрических устройств, зал стекла и оптики, макеты купола собора инвалидов, мостов и многое-многое другое.

Но если вы читали роман замечательного итальянского писателя Умберто Эко «Маятник Фуко», то ваше отношение к этому музею (Консерваторий, как его называют в романе), будет совершенно особенным. Это «Тревожный музей. Триумф механицизма в готическом соборе...». Кульминацией экспозиции является La Chapelle – собор Saint Martin Des Champs с подвешенным под сводом маятником Фуко.

До меня долетел пасмурный обмен репликами между парнем в очках и девицей, увы, без очков.

- Это маятник Фуко, - говорил ее милый. - Первый опыт проводили в погребе в 1851 году, потом в Обсерватории, потом под куполом Пантеона, длина каната шестьдесят семь метров, вес гири двадцать восемь кило. Наконец, в 1855-м подвешен тут, в уменьшенном масштабе. Канат протянут через нижнюю часть замка свода...

- А зачем надо, чтобы он болтался?

- Доказывается вращение земли. Поскольку точка крепления неподвижна...

- А почему она неподвижна?

- Потому что точка... Сейчас я тебе объясню... В центральной точке... любой точке, находящейся среди других видимых точек... В общем, это уже не физическая точка, а как бы геометрическая, и ты ее не можешь видеть, потому что у нее нет площади. А то, у чего нет площади, не может перекоситься ни влево, ни вправо, ни кверху, ни книзу. Поэтому она не вращается. Следишь? Если у точки нет площади, она не может поворачиваться вокруг себя. У нее нет этого самого себя...

- Но эта точка на Земле, а Земля вертится...

- Земля вертится, а точка не вертится. Можешь не верить, если не нравится. Ясно?

Кроме маятника в соборе висят 2 самолета, стоят автомобили и другие механизмы. Приведу размышления героя романа, искавшего где бы ему спрятаться на ночь в музее.

В вышине самолеты зазывали влезть в кабину биплана и дожидаться ночи, паря над Ла-Маншем, предвкушая Почетный легион. Внизу имена машин напоминали про детство. Испано Сюиза 1932 года, само совершенство, удобство. Не годится, слишком близко к кассе. Хорошо бы, конечно, для обмана смотрителя напялить брюки гольф, застыть, придерживая дверцу автомобиля перед дамой в кремовом английском костюме, с длинным шарфом вокруг лебединой шеи, в шляпе раструбом, со стрижкой под мальчика. Ситроен С-6G 31 года имелся только в разрезе, прекрасная учебная модель, но никудышное укрытие. О паровой машине Кюньо не шло речи - она целиком состояла не то из бака, не то из котла, бог весть как называется эта штука. Правая стена была заставлена велосипедами на фигурных колесах, дрезинами с плоскими рамами, самокатами, отрадой господ в высоких цилиндрах, раскатывающих по Булонскому лесу, этих рыцарей прогресса.

Перед велосипедами - солидные автомобили, бесподобные убежища. Не обязательно первый попавшийся - непригоден Панар Динавия 1945 года, слишком сквозной, приплюснутый, аэродинамический, точеный. А вот высоченная Пежо 1909-го как раз вполне подошла бы: гарсоньерка, альков. В глубинах ее кожаных диванов никто бы меня не нашел. Но трудно в нее забраться, смотритель уселся у дверцы, на скамеечке, спиною к бициклетам. Шагнуть бы на подножку, раздвигая полы шубы, и пусть он, в обтяжных по колено гетрах, почтительно сдернув кепку, подержит мне тяжелую дверь...

Я рассмотрел кандидатуру Обеиссана 1873-го: первое французское транспортное средство на механическом ходу, дюжина пассажиров. Если Пежо мы принимаем за шикарную квартиру, Обеиссан может считаться дворцом. Но как же в нем замаскироваться, если это центр всеобщего внимания? И вообще, как укрыться от сыщиков-разбойников посреди картинок с выставки?

Я снова обошел залу. Статуя Свободы высилась, "озаряя весь мир", на почти двухметровом пьедестале - на мощном корабельном носу, оборудованном ростром. Внутри было что-то вроде рубки, где через иллюминатор, выходящий на корму, можно было любоваться диорамой Нью-Йорка с залива. Прекрасный наблюдательный пункт для ночного времени: в полутьме мне будут видны весь хор слева и весь неф справа, с тыла меня прикроет огромный каменный памятник Грамму, вглядывающийся в дальние коридоры из своей ниши-трансепта. Но при свете дня внутренность рубки отлично просматривалась, и любой нормальный сторож, выпроводив посетителей, перед тем как закрывать, должен бросить взгляд сюда.

Времени было немного, в полшестого закрывали. Я углубился в часовенку-трансепт. Ни один из моторов не мог дать укрытия. Ни гигантские топки четырехпалубных суден - останки какой-нибудь "Лузитании", давно ушедшей в пучину, - ни газовый двигатель Ленуара, весь в зубчатых передачах. Нет. Свет убывал и совсем водянисто сочился сквозь витражи, и опять, сильнее чем прежде, мне становилось страшно: спрятаться на ночь среди этих тварей и потом наблюдать, как они оживают, в темноте, под лучом электрического фонарика, слушать земнородное бульканье их утроб, видеть кости и требуху без кожи, скрипучие и склизкие от масляного пота. Меня поражала непристойность этой картины: гениталии дизелей, вагины турбин, глубокие глотки, готовые изрыгать огни, дымы, шумы; чудища, надоедливо жужжащие, как майские жуки, стрекочущие, как цикады, а по другую руку - образцы чистейшей абстрактной практичности, автоматы, мнущие, жнущие, толкущие, бьющие, нарезающие, ускоряющие, замедляющие, пожирающие, рыдающие всеми цилиндрами, развинчивающиеся на части, как кошмарные куклы, ворочающие барабанами, преобразующие частоты, трансформирующие энергию, трясущие маховиками…

Музей этот произвел на нас сильнейшее впечатление. Наверное потому, что роман Умберто Эко мы все читали и прогулка по музею была для нас ожившей иллюстрацией метаний главного героя.

Хор собора Сен-Мартен-де-Шан существовал лишь благодаря тому, что имел существование, в прославление Закона, - Маятник; а Маятник существовал только потому, что существовал собор. Не сбежишь от бесконечности, подумал я, удирая к другой бесконечности, не убережешься от встречи с тождественным, пытаясь отыскать иное.

Продолжение отчета              Предыдущая часть              Оглавление отчета